Поезд едет, качаясь, будто тучный человек шагает. На столе еду разложили: картошку несолёную, яйца нечищеные, помидоры невкусные. Катю укачало и тошнит.

Купе у Кати чёрно-белое, скучное. Мама под белым одеялом дремлет. Папа белую книгу читает. А в окне чёрное – вечер. Катя идёт погулять в проход. У соседей дверь открыта, а внутри девочка, ровесница – и без взрослых, одна.

— Я Катя.

— А меня не волнует, — отвечает не моргнув, — у меня вообще нет имени.

— Как нет имени? У всех есть.

Катя прикидывает в уме: наверняка Кристина или Анжела.

— У всех есть, у меня нет. Только кличка – Ворона. У тебя есть кличка?

— Есть, – говорит, – Рыбка.

У Кати никакой клички не было. Рыбкой звали сомика из Катиного аквариума. Как-то раз она вот так же поехала с родителями на море. Аквариум остался на бабушку с уговором: кормёжка дважды в день, сухими красно-жёлтыми хлопьями. Они на рыб падают сверху, как жухлые листья. Ну бабушка им устроила листопад. Так что, когда семья вернулась с каникул, вонь стояла уже в подъезде, а дома на столе была записочка: «Сом жив». То есть рыбки умерли, но Рыбка жива.

— В карты будешь играть, Рыбка?

— В дурака?

— Да хоть в дурака.

— Можно.

Девочки садятся на полку и играют вслух:

Девятка – валет; валет – король; король – козырь – бита. Семёрка – дама; семёрка – туз; дама – бита. Туз – туз козырной. Катя выигрывает. Ворона закусывает губу.

— А давай ещё раз, но на деньги.

— У меня нет денег.

— И мозгов тоже нет – как у рыбки, — Ворона закатывает глаза. — Ведь ты же выиграешь. Раз уже выиграла. Заработаешь, значит. А нет, так у родителей возьмёшь. Скажешь, чай хотим купить у проводницы. Или вообще из сумки стащишь. Идёт?

Катя вздыхает. Ворона сдаёт. Шестёрка – восемь; шестёрка – валет; шестёрка – нечем бить, берёт. Дама – берёт. Король – берёт. Туз – берёт. Катя берёт и берёт карты, пока они все не заканчиваются.

— Ну всё, ты мне должна. Иди за деньгами.

Катя ссутулилась. Она ещё ни разу не врала родителям. Что они скажут, если узнают? Картёжница, воровка. В груди защемило, глаза намокли.

— Ой ладно, не реви. Я знаю, что можно сделать. Я тебе долг прощу, если ещё раз сыграем, — и шепчет Кате на ухо: — На жизнь.

Катя уху не верит:

— На жизнь?

— На жизнь. Проиграешь – умираешь. Но долг я тебе прощу.

Тело Кати тяжелеет. Купе окутывает туман. Ворона молча выдает всем по шесть. Пошла игра. Сначала Кате не досталось козырей. Потом она карты рассыпала – считай, все сопернице показала. Спутала знаки и побилась не в масть. И закончила с половиной колоды в руке.

— Ты проиграла, Рыбка.

В ушах гул. Ноги-деревяшки затекли. Катя плетётся к себе в купе. Остановилась у окна – вдоль рельс бегут берёзы, в сумерках грязные, как мелом нарисованные, а после стёртые случайно рукавом. До свидания, берёзы. До свидания, ночь. До свидания, поезд. До свидания, прощайте, пока.

Катя рыбкой нырнула на полку, отговорилась, что устала. Оставалось мысленно попрощаться с родителями, но на это не было сил – глаза застилали слёзы. Она старалась лежать не дёргаясь, не издавая звуков. И не заметила, как уснула.

Целая ночь прошла, но для Кати всё равно что секунда. Проснулась резко, как от испуга. Раз — открыла глаза. Два — вдохнула, будто из воды вынырнула. Три — вспомнила про вчерашнее.

— А твоя подруга на предыдущей станции вышла. Странно, и куда она едет одна. Хотела попрощаться, но мы тебя будить не стали. — говорит Кате мама.

— Мама, — Катя улыбнулась, даже вся заискрилась, — привет!