Динка была смешная, но в целом отличная подруга. К тому же, из всех школьных знакомых она единственная могла путешествовать со мной по Европе, потому что работала в крупном банке. К чужим деньгам она относилась серьёзно, к своим — легко, а к моим слабостям — снисходительно. Обычно, но только не сегодня.
— Вот ты вечно понакупишь ерунды, потом возись тут. Не квартира, а пещера Али-Бабы! — она поднялась с пола, взметнув пылинки, и принялась отряхивать колени. — Сим-сим, закройся и сделай так, чтобы она больше не тащила сюда этот хлам!
Мы с Динкой всю субботу перебирали барахло в моей съёмной квартире на Пятницкой. Судя по количеству вещей, я прожила здесь лет сто, и была не тридцатилетней пиарщицей, а сентиментальной бабулькой, которая тратила богатство на всякое хламьё, а главное — никогда ничего не выкидывала. Горы одежды и обуви (тут была даже школьная сменка), бестолковые «элементы декора», за которыми уже не видно комнаты, коробки с макулатурой, коробки с компьютерными причиндалами, коробки с коробками… Я не разбирала вещи уже больше десяти лет. Теперь мой дом — полная чаша. Полная чаша помоев.
Динка настаивала, чтобы я последовала её примеру и наняла уборщицу. Ещё чего, мне на это жалко тратить, да и вообще, я с детства убираюсь сама. Просто сейчас не успеваю за событиями.
— Ну или выкинь это всё не глядя!
— Ну Дин! — я гнусавлю, но возразить мне нечем.
— Ди, не нуди! — отрезает она и мы смеёмся, немного покашливая.
Ладно, говорю, кломпы не нужны, стало быть? Динка помотала головой и повертела в руке аромалампу:
— Может, ты продашь что-то через интернет?
— Я тебя умоляю, кому всё это нужно?
— Ну, не знаю, продают же люди. Ну или даром отдать.
Эта мысль мне в голову не приходила. Ну то есть я иногда жертвовала свои поношенные вещи бомжам — ровно до того момента, как увидела, что алкоголичка из старого дома напротив лежит у подъезда в моём вязаном болеро. А я в нём в хоре пела, между прочим.
Динка ушла, а я засела перед Макбуком. Я ещё никогда не отдавала вещи даром через Интернет. Надо было попрактиковаться на чём-то одном и я выбрала голландские башмаки.
«Деревянные голландские кломпы, новые» — написала я на сайте с игривым названием «Дари Дары». Я слышала в нём что-то удалое, фольклорное.
«Дари-дары, дари-дары», — напевала я, оформляя свой профиль: работаю в пиар-фирме, весной переезжаю, хотелось бы расхламиться, ну и тому подобное. Приходите и берите, что называется. Но пока — только кломпы.
Я опубликовала объявление с красивой фотографией и стала ждать в приятном возбуждении. Я была прямо как жюри на конкурсе талантов: сейчас многочисленные граждане, вожделевшие мои кломпы, начнут писать, нахваливая вещь и так, и эдак, а я буду выбирать из них достойнейшего. Я уже читала объявления других сидельцев на сайте, они все относились к делу очень серьёзно и не торопились раздавать свои дари-дары кому попало.
Первые сообщения стали приходить в тот же вечер, но они меня разочаровали. Одна дама написала «могу забрать завтра», другая — «могу забрать, если подвезёте на «Динамо». В смысле, «могу забрать»? Это кому вообще надо?
Я оставила эти сообщения без ответа. Дальше пришло «Какая прелесть, с радостью заберу! Я в Воронеже», «У меня такие были, неудобные» и моё любимое - «Отдайте за головы от ухи» с фотографией щучьих голов на тарелке. Я уже было всерьёз озаботилась вопросом о том, налезут ли кломпы с петельками для гвоздей мальчику с 34-ым размером, когда опомнилась и ответила мамаше в личку, что обувь лучше поискать по соответствующим тэгам. Та написала «Стыдно, женщина, мы же малоимущие!!!!!!» и забанила меня.
Так прошёл мой первый вечер в качестве бескорыстной дарительницы.
На следующий день на работе мне было не до даров: я делала презентацию для немецкой марки автомобилей. Но на айфон постоянно приходили уведомления от сайта, и я предвкушала, как вечером увижу десятки сообщений от страждущих. Я рассказала коллегам, что отдаю вещи бесплатно в интернете и получила единодушное одобрение, а начальник поинтересовался, нет ли у меня даровой пепельницы «простенькой, на даче курить».
Вечер и правда был полон сюрпризов. Во-первых, из новых сообщений я узнала, что если отдавать вещи без доставки, то это уже не «даром»: люди потратятся на бензин. Во-вторых, отдавать одни только кломпы — жмотство, нужно добавить ещё вещей, чтобы получился целый пакет: людям так удобнее. И, наконец, не стоит даже намекать на корыстные варианты обмена типа «за шоколадку»: люди не ожидают такого коварства.
Этот неписанный кодекс пришлось принять как данность. Зато под фотографией башмаков за сутки скопились и достойные комментарии. Любители голландского охотно задавали вопросы, а я охотно отвечала, после чего оказывалось, что всем этим болтунам ехать было либо далеко, либо неохота. Я же не теряла надежды найти того, кому мои кломпы были бы ну просто позарез. Мужские предложения познакомиться тоже были. Отвечала невежливо и отрицательно, потому что я тут на сайте не шутки шучу.
К третьему дню я подустала, и тут под длинным списком комментариев наконец появилась адекватная и вежливая дароприемница с ником Marishka_1976. Она написала «Здравствуйте, красивый сувенир, мы как раз что-то такое хотели на кухню! Откуда можно забрать?»
Я посмотрела её профиль. На аватарке — фото кошки. Вот я не понимаю таких женщин, зачем так делать? Я хочу оценить, насколько умён твой взгляд, насколько тонок твой стиль, а это как понимать? У кошки мёрзнут лапки?
Я прочитала короткую анкету. Живёт где-то за МКАДом, двое детей, в графе «хобби» — комнатные растения. Просит вещи на ребёнка, «если кому не жалко». Ну понятно, безденежье, квартира у чёрта на рогах, наверняка старый район. Может, даже панельная пятиэтажка, хотя их в Москве уже почти не осталось. Я представила нашу с мамой развалюху в таком же пригороде, серую кособокую коробку. Мусор на лестнице, мусор в лифте, мусор вокруг мусорных баков. Я хорошо училась в школе, много читала и в десятом классе твёрдо решила, что бытие определяет сознание. Потому что видела: где бедно, там и грязно.
Мы жили в том районе все мои школьные годы, и на момент совершеннолетия я больше всего хотела уехать в Москву. Всё это время столица была совсем рядом, всего полтора часа на электричке, а я прозябала в глуши. В какой-то момент мама нашла хорошую работу, не по специальности и с командировками, зато платили нормально. Когда я поступила в столичный ВУЗ, мама помогла мне снять квартиру там, куда я так стремилась, в самом сердце Москвы — и началась совсем другая жизнь. С работой мне тогда здорово повезло, и к моменту получения диплома за аренду я платила сама. Мама вышла замуж за коллегу и переехала в частный дом в Подмосковье. А мне до сих пор нет-нет, да и приснится, что мы с ней живём в той маленькой квартирке за сто километров отсюда. Мне кажется, я даже знаю, какая у Маришки планировка.
Я написала ей личное сообщение, мол, подъезжайте. Мы договорились встретиться через два часа у моего подъезда. Я предупредила, что у нас в доме есть не только консьержка, но и охрана, а на лифте нельзя подняться без специального брелка. Даже просто зайти на территорию можно только через калитку с кодом. Она спросила, как дойти до меня от метро, и я зачем-то нетерпеливо ответила, что не знаю, потому что езжу только на авто.
Оставшиеся два часа я решила скоротать за чтением, но как-то не пошло. Я отвлеклась на пейзаж за окном. Серая февральская Москва, ещё и метель, но в центре всё равно уютно. Невысокие дома лучше, чем монструозные многоэтажки с кривыми балкончиками. Гольяново там, или Братеево. Я люблю смотреть на фото спальных районов, сделанные вечером или ночью. В темноте надломленные каркасы исчезают и остаются только разноцветные огни, подвешенные в воздухе, как инсталляция Яёи Кусамы. Откуда едет Маришка? Два часа — это Бутово, Митино, или уже вообще не Москва? Метель вроде стала ещё сильнее, пока я сидела, прислонившись спиной к подушке на подоконнике. Всё равно придётся идти с пакетом на улицу, отдам у подъезда и разойдёмся. В дом пускать незачем.
В оставшийся час мне захотелось хоть как-то подвигаться, и я стала снова перебирать свои вещи. На самом деле я могла бы всё это просто бросить здесь, на Пятницкой, даже книги. Тащить этот хлам в новую квартиру на Патриках значит тут же превратить её из светлой двушки в сарай, по которому ходят боком. Люблю бывать у друзей, которые недавно переехали: у них всегда мало вещей, ничего лишнего, там даже дышится по-другому. Зачем я вечно всё это накупаю? Ну как зачем, душа ведь радуется.
Патрики, кстати, дороже Пятницкой, но это же богемное место.
Ну всё, вроде уже должна прийти Маришка семьдесят шестого года выпуска, уже время. Оденусь, но выходить пока не буду: зачем на ветру морозиться. Представляю, как я буду там сиротливо стоять у калитки с пакетиком. Нет уж, покараулю её из окна. Вот, кажется, идёт. Шапка смешная. Ничего себе, такой рюкзак большой, неужели додумалась что-то принести в знак благодарности? Чего-то стоящего, конечно, ждать не приходится, но хоть что-то. А, она мимо ворот прошла. Эй, ну вот же они, ворота! А, всё, я поняла, это вообще не она. Очень жаль, уже на десять минут опаздывает. Что мне, делать больше нечего?
Потом я подумала, что она, может, уже давно вошла в калитку и ждёт у подъезда, а я этот момент упустила, когда отвлеклась на Динку в Инстаграме. Я оделась, взяла пакет с кломпами и спустилась на первый этаж. У консьержки сегодня выходной — очень кстати. А бравый чоповец с нашивкой на рукаве вон зевает на своём месте. Здрасьте.
Я с трудом открываю дверь подъезда — и меня тут же задувает обратно. Охранник помогает, я оказываюсь на улице. Он говорит мне, что лучше переждать, если я просто в магазин. Раз с пакетом, то обязательно в магазин, что ли? Иногда нужно не копить, а отдавать.
Метель сильная, это правда. Маришки нигде не видно. Она опаздывает уже на полчаса. Может, заблудилась? Я выхожу за ворота, иду сначала налево, потом возвращаюсь и иду направо до угла с автобусной остановкой. На улице вообще никого, а я от снега еле вижу и еле дышу. Натягиваю шарф на нос. Ветер пытается вырвать из рук пакет, а когда порыв ослабевает, тяжелые кломпы больно бьют мне по ногам. Я возвращаюсь к подъезду закоченевшая и злая.
Охранник встречает меня насмешливым взглядом: «Не дошла до магазина?»
Я мотаю головой, поджав губы, роюсь в кармане и достаю смартфон. Сайт Дари Дары в браузере открывается отвратительно. Сообщений нет. Выхожу на профиль Маришки и нахожу там телефон. Надо было его сразу выписать, но кто же знал. Набираю, долго слушаю гудки, ответа нет.
Поднимаюсь на свой этаж, пакет бросаю в угол, набираю ещё раз. Опять ничего. Слышу в голове мамины слова «Не делай добра — не получишь зла». А я-то ещё спорила с ней.
Пишу Маришке в личку «Вас сегодня ждать?». Оно час висит без ответа. На улице начинает темнеть, я слышу завывание ветра даже через стеклопакет.
Внезапно меня пронзает одна любопытная мысль и я молнией сбегаю по лестнице на первый этаж.
— Телефон дайте, пожалуйста, позвонить, — говорю я ЧОПовцу. Он на меня вопросительно смотрит, но потом протягивает свой старенький Самсунг. Я отхожу в сторонку, набираю её номер. Гудки. Есть.
— Алло? — голос заинтересованный.
— Здрасьте, я с Дари Дары, вы приедете сегодня? — поймала с поличным.
— Это по какой вещи?
— Женщина, это кломпы деревянные. Я вас целый час ждала, будто мне делать нечего, вы едете или где?
— Ну вы же дома ждали, — слышу в голосе недоумение.
Ничего себе заявочка. Какая, говорю, разница, дома или нет? У меня своих дел полно, я даже на улицу вас искать выходила. Вы погоду видели?
Она помолчала.
— Да, так я же без машины. Это вот у вас машина, а у меня же нет.
Она опять замолчала, будто чего-то ждала. Вот только на жалость, Марина, сейчас давить не надо.
— Вы, между прочим, не единственная этот дар хотели. Я знаете, скольким людям из-за вас отказала? Там человека четыре только в очереди! Они бы уже давно забрали!
Я хотела кричать и кричала, но Маришка вдруг тоже поменяла тон.
— Женщина, отдавайте, кому хотите! Не надо мне тут!
Я на секунду онемела.
— Не надо мне тут! — повторила она, не находя лучших слов. - Будто миллион мне предлагает!
Я услышала мужской голос, который спросил у Маришки, в чём дело. Она ответила куда-то в сторону «Красуется, прикинь?». Этот разговор уже давно стал для меня невыносим. Щёки горели, хотелось просто бросить трубку, но я оцепенела. Маришка секунду передохнула и нанесла мне последний удар:
— Сколько я на сайте — такое первый раз! Нахалка такая первый раз. За людей не считает!
— Нет, нет, подождите, — говорю быстро, а голос дрожит. — Вам прямо неудобно ехать, да?
Выжидаю паузу, не дыша.
— Ну, из Мытищ вообще-то. Мне ещё до метро на автобусе ехать и пешком.
— Ну, сказали бы сразу, что не получится... — начала было я и пожалела.
— Так, я сказала — не надо! От вас — ничего не надо!
— Подождите! — я перекладываю телефон из одной руки в другую и за секунду собираюсь с мыслями. — Давайте я вам привезу через часик.
— Я не знаю, что ты там привезешь… — Маришка цокнула языком. — Адрес пришлю сейчас.
Хорошо, говорю, жду.
Я кладу трубку и отдаю телефон охраннику. Он опять смотрит на меня насмешливо: «Девушка, вы пока говорили, шесть раз меня вокруг обошли».
Я поднялась обратно в квартиру. За окном уже начало темнеть, до Мытищ чуть больше часа, если повезёт. Где там этот дом, ума не приложу, как-то не довелось до сих пор погулять в стольном граде Мытищи. Хорошо, что машина в гараже, бы была на улице — я б сейчас раскапывала сугроб. Кломпы в пакете бросаю на переднее сидение справа и выезжаю в сумерки под вой метели.
Самую удобную дорогу из центра до МКАДа я знаю хорошо и добираюсь быстро, но выехав на кольцевую, испускаю стон: МКАД практически стоит. Эта дорога будет долгой. Я уже видела две аварии.
Весь мой огромный мир, в котором я путешествовала, преуспевала, тратила деньги, легко заводила и отпускала друзей, сжался до пределов моей машины, которая заняла свою очередь в веренице стоп-сигналов. Перед глазами дворники, как одуревшие стрелки часов, тик-так, тик-так...
Мой ряд медленно проехал метров двадцать и опять встал. Я потёрла руками глаза и попыталась размять шею. Влево. Куда едут все эти люди? Домой, наверное. Вправо. На заднем сидении в машине напротив маленькая девочка. Её лицо еле-еле освещает мобильник. Её точно везут домой. Я думаю о своём доме и цепляюсь за одну мысль: прямо сейчас, стоя в пробке на МКАДе, я не хочу домой. Я хочу быть там, где я есть.
Проезжаем ещё метров десять, стоим. У девочки, кстати, волосы кудрявые, как у меня в детстве. Помню фото в новогоднюю ночь: я и мама. У меня как раз кудрявые волосы. Только я там вроде заплаканная, а почему? Газ, тормоз. Почему я там красная, как после истерики? Ещё одна авария, смотри-ка. А какой это год вообще был? Мне лет восемь, нет? Точно-точно, мне мама подарила платье. Синее, бархатное, с юбкой из золотистой парчи, такое тогда ещё ох как поискать надо было. Но я не оценила трудов: начала капризничать и плакать, что хотела игрушку. Газ, газ, наконец-то. А мама мне ещё кричала, что вечно мне не нравятся её подарки. Кричала, но сама чуть не плакала: так, видно, старалась мне угодить. А я, как назло, хотела всегда всё не то. До Мытищ минут двадцать, если больше нигде не застряну.
Время уже почти девять, повезло, что тут не так плохо с освещением, как я думала. Типовые многоэтажки, ненавидимые днём и нежно любимые ночью. Кружу между трёх домов, дорога меня вымотала, плохо соображаю. Паркуюсь слишком далеко, потому что двор заставлен машинами. Иду до нужного здания через метель. На полдороги спохватываюсь и возвращаюсь, потому что забыла пакет.
Подъезд в самом деле похож: вроде не грязно, но пахнет знакомо, чем-то кислым. Поднимаюсь на девятый этаж и вот она, эта дверь, обитая коричневым дерматином. Долго смотрю на узор ромбиками. Я думала, сейчас уже все ставят железные. Надо позвонить, но я медлю. Вроде ехала на лифте, а запыхалась.
Звоню, открывают не сразу. Женщину на пороге будто застали врасплох: руки мокрые, красные, полотенце через плечо. Квартира обдала на меня кухонным жаром, из коридора слышу детские голоса.
— Марина?
— Да, ну, здравствуй, — выдыхает вспотевшая Марина, и я уже чувствую себя гораздо увереннее.
— Здрасьте. Вот, — протягиваю ей пакет через порог и вхожу сама. Она делает шаг назад, чтобы пропустить меня, но как будто нехотя. Вытирает руки об полотенце, заглядывает в пакет, вытаскивает один башмак, потом другой.
Я успеваю оглядеться. Планировка не такая, как у нас, да и не пятиэтажка это, хоть и панельная. Но коридор такой же узкий и забит какой-то дребеденью. Я часто такое замечаю у людей, так скажем, не особо состоятельных. Банки какие-то в углу, неужели нельзя в шкаф поставить? И запах этот… а, вот оно что, тут лоток кошачий прямо у входа. Лучшего места, не нашлось, конечно.
Мне хотелось поскорее уйти из этой душной квартирки, и я уже собиралась попрощаться, как вдруг Маришка вскрикнула:
— Так тут же трещина!
— Что? Трещина? — я замираю вполоборота, взявшись за дверную ручку.
— Сама не видела?
— Она же небольшая совсем, просто на лаке трещинка! Даже вроде как под старину.
— Ага, ещё посуду битую скажи на стену повесить. В который раз убеждаюсь, всё что «даром» — всё развод! — она бросила башмаки обратно в пакет и они жалобно стукнулись друг об дружку.
— Я же вам даже привезла, ну какой развод, — я повысила голос.
— Так, мне в моей квартире на меня орать не надо. Давай, забирай и выходи. — Маришка вытащила меня в метель на ночь глядя, а теперь гнала из своего дома, даже не взяв подарка.
— Подождите, — я оперлась рукой о дверной косяк. — Извините, я не видела трещины. Возьмите, пожалуйста, они из Амстердама.
Маришка пожимает плечами:
— Слушай, я такую тарелку в прошлом году привезла из Казани, вон — висит!
Я не вижу казанской тарелки, наверное, очень красивая. Руки у меня вспотели, правая ладонь в кармане перебирает связку ключей.
— У меня ещё кое-что есть, я забыла сказать, — достаю ключи и снимаю с колечка брелок в виде карманных часов с узорной чеканкой. — Это из Швеции. Северную Европу люблю.
Маришка смотрит на брелок, берёт его и зовёт из кухни одного из своих детей, мальчика лет пяти. Тот, не стесняясь, хватает сувенир и опять исчезает на кухне. Я отдаю пакет с кломпами — и она берёт его.
Спасибо, говорю, и разворачиваюсь, чтобы уйти.
— Имя у вас красивое.
— Да, как у той принцессы, — отвечаю, выходя на прохладную площадку.
— Нет такой принцессы, — говорит Маришка напоследок и закрывает дверь.
Я смотрю на коричневый дермантин и думаю о том, что такая принцесса есть. Просто она умерла.