Нам нужно поговорить

– Знаешь, мне очень приятно это слышать, но, как бы… Для меня признание в любви — это серьезный шаг, и, возможно, мне понадобится немного времени, чтобы… — его лицо вытянулось, а глаза округлились.

– Я хотела сказать, – поправилась я, – что тоже тебя люблю.

[4]

Нас сухо поприветствовала официантка, напоминающая пожилую преподавательницу балетной школы. Высокий потолок, панорамные окна, впускающие серый декабрьский свет, и пластиковые цветы.

Мы заняли столик в углу.

– Странно, что у них нет музыки, да? – вокруг было так пусто, что я почти ожидала эхо.

Михаэль покачивался на стуле. За полгода, что мы не виделись, у него сильно отросли волосы.

– Странно, да, – согласился он мечтательно.

Мы помолчали. Ножки его стула негромко скрипели.

– Как там Австралия?

– Хорошо! Очень хорошо даже, – Михаэль улыбнулся. - Я объехал весь континент. Навестил всех родственников, жил в сквоте в Сиднее. Однажды чуть не замерз насмерть, оставшись ночевать в машине.

– Звучит и правда замечательно, – отозвалась я невпопад.

– Я думал о тебе все время, – Михаэль вдруг понизил голос до шепота. – Правда. Все время.

Представлял, как мы с тобой гуляли бы по пляжам, держась за руки. Что бы ты думала обо всем, что происходит вокруг нас. Каждый раз, когда я открывал книгу, я представлял себе, что бы ты о ней сказала…

– Что-то официантка никак не идет, может, нам к ней нужно подойти, чтобы заказать что-нибудь? – я нервно взмахнула меню.

– Знаешь, – проникновенно прошептал Михаэль, – я был в кино в Брисбене. Должен был пойти с кузеном, но он подхватил простуду, и я пошел на фильм один. Я сидел в темноте кинотеатра и как будто чувствовал твое присутствие рядом со мной. Запах твоих духов, твои аккуратные прикосновения, услышал твой шёпот, как ты тихо объясняла мне, что с этим фильмом не так.

– Ну и отвратительный же у меня характер в твоей голове, – пробормотала я. – А что за фильм?

– «Король Лев».

Я бросила на него осторожный взгляд. Лицо Михаэля застыло в просветленной гримасе.

– Окей. Хм, – я тщетно искала подходящие слова. – Ладно. Михаэль…

– Знаешь, у меня всегда была мечта, – сказал он как-то глухо. – Но чтобы понять, в чем она заключалась, мне, по-видимому, нужно было ее покинуть.

Он опустил руку в карман – долю секунды я надеялась, что он ищет носовой платок или потянулся за телефоном (хотя какая глупость, Михаэль ненавидел смартфоны) – но вместо этого на свет была извлечена маленькая бархатная коробочка.

– А. Супер, – дышать стало тяжело, и я оттолкнулась от пола, отъезжая на стуле назад, пока спинка не наехала на решетку окна.

Михаэль засмеялся.

[0]


Коммуна, где я жила в Т*, существовала за счет тематических вечеринок, ориентированных на студентов. Из музыки было вездесущее техно, иногда перемежающееся фанком; из напитков предлагались четыре вида пива и коктейли на два-три ингредиента. Темой могло быть все что угодно, будь то насекомые, экологические катастрофы, хоккей или аниме.

Вечеринка, где мы с Михаэлем познакомились, была посвящена «Алисе в Стране чудес». За пару часов до ее начала я выяснила, что мой продуманный образ Пиковой Дамы может вызвать своеобразные ассоциации, потому костюм быстро трансформировался в сексуальную вдову. Моя кожа была покрыта липкими разводами черных блесток, раньше складывающихся в пики.

Я работала на одном из баров — там продавалось пиво и он был расположен недалеко от лестничной клетки: невероятно выгодное местоположение из-за освежающего сквозняка. Моим напарником должен был быть Клеменс, живший в комнате напротив моей, но к началу смены он не появился со свойственной ему немецкой пунктуальностью.

Семь проданных пив спустя я улучила минутку, чтобы написать ему возмущенное сообщение. Еще через три он вдруг возник в толпе.

– Энн! – его восторженный голос достиг меня, несмотря на гул тусовки. – Привет! – он пробился к бару, таща за собой незнакомого мне парня. Они оба были очень высокими; но Клеменс, работающий на стройке, был мускулистым и широкоплечим, а его спутник – таким худым, как будто он никогда не ел. – Это Михаэль, вы знакомы? – по громкому голосу Клеменса было очевидно, что он уже находился на совсем другом уровне счастья.

– Нет, – я качнула головой. – Привет.

– Мы ходили в одну школу, – сообщил Клеменс.

– Ага. Перелезай на мою сторону, пожалуйста, – барная стойка была составлена из сколоченных между собой столов и ящиков, и, чтобы оказаться за ней, нужно было передвигаться ползком.

– Ага, об этом! – Клеменс сжал мою руку с доверительным выражением лица. – Я кое-кого встретил, – я молча вырвала руку, – и я хочу развить эти отношения. Но! Не переживай, ты не останешься одной! – он приобнял Михаэля. – Мой друг меня подменит.

По выражению лица Михаэля стало очевидно, что его в этот план не посвятили. Впрочем, он покорно прополз под стойкой и вынырнул рядом со мной. Неоновая лампа окрасила его худой профиль и короткий ёжик в голубые цвета. Он нагнулся ко мне: от него пахло «Олд Спайсом» и вином.

– Когда это закончится, я убью Клеменса, – прошептал он на английском с легким немецким акцентом.

– Я тебе помогу, – мы обменялись рукопожатием.


Смена закончилась в семь утра. Последние несколько часов посетителей было не очень много; мы в основном забирали пустые бутылки и стаканы и потому разговорились. Михаэль был из Карлсруэ, обожал боулдеринг, имел слабость к бабл-ти и собирался на всю жизнь переехать в Австралию.

– Почему в Австралию? – спросила я, собирая кассу.

– Большая часть моей семьи там, – пожал он плечами. – Я как будто знал это с рождения, что однажды туда перееду. Типа... смысл жизни, понимаешь?

– То есть в этом году твоя жизнь станет бессмысленной? – мы вместе поднялись наверх. На двери Клеменса висели плоскогубцы, выполняющие, видимо, роль галстука.

– Ты у него останавливаешься, да? - уточнила я. Михаэль печально кивнул, не сводя глаз с плоскогубцев.

– Как думаешь, может, он просто забыл их убрать?

– Ты можешь просто переночевать у меня, – он благодарно улыбнулся. Мы зашли в мою комнату, и я расслабила застежки моего корсета. Наши глаза встретились.

– Я с краю лягу, хорошо? – уточнил он.

[1]

– Удачи тебе в Австралии, – я поцеловала его на прощание.

– Я не так скоро уезжаю, – фыркнул Михаэль. – Мы еще увидимся.


Он сдержал обещание и стал приезжать в Т* каждые две недели. Я особо над этим не задумывалась: он появлялся внезапно, как многие завсегдатаи коммуны, оказывался в тесном кругу на нижней кухне, присоединялся к нашим походам в бары или на тусовки, помогал готовить на всех. Да, Михаэль всегда оставался на ночь у меня, но в этом была легкая несерьезность, и я об этом не задумывалась.


– Что ты делаешь завтра? - спросил он меня однажды, когда мы оба рисовали, лежа на полу в моей комнате.

– Ничего особенного, – я пыталась нарисовать его портрет пастелью. – У тебя когда-нибудь были длинные волосы? Тебе бы пошло.

– Не хочешь съездить со мной в Карлсруэ? – проигнорировал он мое замечание.

Я пожала плечами.

– Окей, – мне было любопытно, тем более я никогда раньше там не была. – Но не отходи от темы! Длинные волосы — это плюс сто к сексуальности.

– Не уверен, что это правда, – ухмыльнулся Михаэль. Я размашисто пририсовала к его профилю ниспадающие на плечи локоны.


Наша поездка в Карлсруэ продолжалась замечательно до того момента, пока мы не вышли из машины рядом с небольшим домиком, не пересекли ухоженный сад, он не открыл передо мной дверь и не закричал в глубину дома:

– Мам, пап! Я хочу представить вам мою девушку!


Весь день, между обменом любезностями с его престарелыми родителями и почесыванием брюшка семейной собаки, я пыталась придумать, как аккуратно сообщить Михаэлю о том, что наши отношения стали для меня новостью. С каждой минутой это сообщение становилось все менее своевременным. Мы пообедали, погуляли по парку, дошли до его старой школы, он купил бабл-ти для нас обоих.

В книжном, куда мы зашли за книгой Тары Вестовер, я почти составила удачную первую фразу — что-то про то, как я ценю нашу дружбу и как сильно я занята в последнее время — как вдруг Михаэль повернулся ко мне и сказал:

– Ты знаешь, я, кажется, никогда не был так счастлив, - он улыбался. У него была очень открытая улыбка, полностью меняющая его лицо.

«Может, сказать ему на следующей неделе и не рушить этот счастливый момент?» — подумала я, а вслух произнесла:

– Здорово, – а потом, к собственному ужасу, добавила, – я тоже не помню, когда в последний раз была такой счастливой.


Той ночью, когда мы оба лежали в кровати, слушая, как в крышу ударяют струи дождя, Михаэль нежно прошептал:

– Представь, как это бы было, если бы мы поехали в Австралию вдвоем?

Я уже засыпала. Прямо над кроватью, где мы лежали, было большое окно, через которое можно было увидеть темное небо.

– Что бы мы там делали? – пробормотала я, закрывая глаза.

– Купили бы дом рядом с пляжем, — его руки слишком сильно давили на мои плечи, – а потом… завели бы, наверное, страусов.

Я хихикнула.

– Типа страусиную ферму?

– Ага, – губы Михаэля коснулись моей шеи. – Будем разводить страусов в вольерах.

Я заснула под шелест дождя и шепот Михаэля; он нежно, как какую-то сказку, рассказывал про будущее устройство нашей фермы.

[1.5]

– Это очень — повторяю — очень! – идиотская идея, - сообщила мне Элли, когда я озвучила ей мой план выхода из ситуации. Мы с ней забыли вынести мусор, и теперь расплачивались за свою опрометчивость, пытаясь найти чужой контейнер, куда мы могли бы пристроить мешки с пластиком.

– Нет, она отличная! Это идеальное решение всех проблем! – я взмахнула мусорным мешком. – Я ему нравлюсь, он мне, в принципе, тоже, он хочет быть в отношениях, а я… ну, не очень. Но он все равно уезжает в Австралию, потому все это иррелевантно! У наших отношений есть дедлайн!

– Ты не хочешь быть в отношениях. Просто скажи ему об этом. Магия коммуникации.

– Катье мы тоже могли бы сказать, что забыли вынести мешки с мусором, вместо того, чтобы прятать их по чужим контейнерам, – пробормотала я. – Что-то не вижу, как-то отстаиваешь важность коммуникации в этом случае.

– Туше, – Элли закатила глаза. – Но, Энн, пожалуйста, хотя бы скажи ему, что у тебя есть сомнения по поводу того, чтобы быть в отношениях. Будь хоть частично с ним искренней.

– Окей-окей, я все ему расскажу.

[2]

Не говорить о чем-то неприятном удивительно просто и требует минимальных усилий. Я убедила себя, что просто слишком занята для каких-нибудь драм: тем более я как раз выиграла стипендию, и мне приходилось много учиться.

Михаэль стал приезжать все чаще, оставаясь на каждые выходные, а в какой-то момент сообщил, что остаток времени хочет просто провести со мной, и уволился: он все равно уезжал в конце июля.

Мы стали жить в одной комнате.


Михаэль превратился в непрерывный фон моей жизни: стал частью моей комнаты, вечным предметом интерьера. Утром я просыпалась в сети его конечностей, а вечером засыпала в том же состоянии удушья. Он приносил кофе, готовил и убирал, он читал те же книги, что и я, и смотрел те же фильмы. Все мои друзья стали и его друзьями, за исключением Элли, которая ко всем мужчинам относилась с презрительной снисходительностью.

– Просто расстанься с ним, пожалуйста, – советовала она каждый раз, когда мы заговаривали о моих отношениях.

– Мне просто нужно чуть-чуть потерпеть! Так он сможет уехать с приятным ощущением, что у него были прекрасные отношения, которые подошли к логическому концу, – моя защита была неидеальна, потому в какой-то момент я просто перестала говорить обо всем этом. Михаэль был таким добрым, что я стыдилась собственных мыслей.


Его присутствие стало константой моей жизни. Поскольку он был моим гостем, я никогда не могла просто отправить его погулять, чтобы дать себе возможность подумать или заняться немного своими делами. Пока я работала в углу комнаты, он валялся на кровати и читал, ожидая, пока я закончу. Как только работа подходила к концу, время трансформировалось в «наше»: мы ходили на свидания, готовили и непрерывно разговаривали.

За несколько недель до его отъезда я заметила, что стала все чаще проводить время в сети. По вечерам я бесконечно скроллила ленту соцсетей, бесцельно заполняя голову событиями из жизни смутных знакомых.

Михаэля это напрягало: он хотел живого контакта либо хотя бы чего-то материального: полистать вместе бумажные книги или поставить одну из моих виниловых пластинок и потанцевать.

Однажды, когда я в очередной раз погрузилась в увлекательный мир бывших одноклассников, он вырвал телефон у меня из рук и запустил им в стену:

– Тебе это убивает, Энн! – воскликнул он жарко. – Ты превращаешься в раба собственного дофамина!

«Ты меня убиваешь», – хотела сказать я в ответ, но, как обычно, промолчала. Мы с ним никогда не ссорились.


А потом он уехал.


Я провожала его в аэропорт.

– Пока-пока, малыш, – прошептал Михаэль мне на ухо.

– Не забывай про страусиную ферму, – выдавила я в ответ.

Мы оба расплакались.

Он обернулся в мою сторону несколько раз перед тем, как перейти через турникет, куда пускали только с билетом. Уже за ним он повернулся всем телом и помахал рукой.

Я смотрела на него: такого высокого, немного неловкого в движениях, на его отрастающие волосы и грустное худое лицо, нос с горбинкой; я продолжала смотреть, пока его образ не стал расплываться от слез в моих глазах:

«Я вижу его в последний раз».


Но в автобусе по дороге в Т* я не могла перестать улыбаться, переполненная теплым ностальгическим чувством любви.

Прекрасная романтическая история подошла к концу.

Я все сделала правильно.

[3]

Полгода спустя мы с Элли готовили рождественское печенье. Ее вкладом были семейные рецепты, передающиеся из поколения в поколение, и умение готовить, а моим — рождественский плейлист на «Спотифае», который быстро стал доводить всех соседей до белого каления.

– Почему в твоем плейлисте всего пять песен? – Йован жил напротив кухни, потому мои рождественско-музыкальные вкусы коснулись его напрямую.

– Ну, он называется «Лучшие рождественские песни», а не «Просто рождественские песни».

– Хорошо, что тебе так свойственна оригинальность, – пробормотал он, вынимая телефон у меня из рук и встраивая между The Kooks и Тейлор Свифт какой-то трек, названия которого я не знала. – Я, кстати, видел сегодня твоего бойфренда.

– А?

– Высокий чел, который уехал в Австралию? Видел их сегодня с Клеменсом на Неккаре, – он продолжал добавлять в плейлист песни. – У тебя самый ужасный вкус в музыке, который я, возможно, встречал в жизни, — в ответ на мое молчание он бросил на меня быстрый взгляд. – Чувак, просто дразню тебя, отличный плейлист. Тейлор Свифт, конечно, богиня…

– Ты уверен, что ты видел Михаэля? — перебила я его. Кончики пальцев немного покалывало, а в голове как будто забилась птица, которая пыталась вырваться на волю, пробив насквозь мой череп.

Йован кивнул.

Я забыла, как правильно дышать.

Внизу, на кухне нижнего этажа, хлопнула дверь, Марта изумленно воскликнула, и Клеменс что-то довольно произнес. Я отпихнула от себя скалку, оторвала телефон от провода, прервав Сию на середине предложения, и бросила панический взгляд на Элли.

Та приложила палец к губам и кивнула в направлении ее комнаты: мы на цыпочках пересекли коридор. Снизу раздался громкий смех Михаэля, заставивший мой живот сжаться.

В комнате Элли заперла за нами дверь и повернулась ко мне:

– Ты в порядке? – прошептала она еле слышно.

– Меня нет, – тело било от дрожи, во рту пересохло, а в ступнях появилась странная тяжесть, будто я двигалась под водой. – Я никогда отсюда не выйду.

Элли скользнула рукой по моим волосам:

– Тсс, – она опустилась на пол и потянула меня за собой. – Как тебе твоя новая работа?

– Что?

– Ну, расскажи про новую работу, – ладонь теперь Элли успокаивающе гладила меня по спине.

– Начальник у меня так себе, – пробормотала я как-то сдавленно, пытаясь вспомнить, как правильно дышать. – Почему он здесь, Элли, почему он вернулся?

– Наверное, ему не понравилась Австралия, – она пожала плечами.

– Дьявол, Элли, – я почувствовала еще одну волну ужаса, поднимающуюся внутри меня. – А что если Михаэль вернулся за мной? – она продолжала ритмично меня гладить. – Если он выкинул свою дорогостоящую мечту ради меня… – я сглотнула, – у меня не остается выбора. Мне придется снова с ним встречаться, – ее рука замерла на моей спине, – и никаких дедлайнов у нас больше не будет. Мы съедемся, вступим в брак, заведем двух с половиной детей...

– Энн, если ты к нему вернешься, я тебе сломаю руку, – прошептала Элли угрожающе.

– Довольно абьюзивно с твоей стороны. Насилие — это не выход.

– Ты не обязана с ним говорить. Вы расстались полгода назад. И, кто знает, может, он здесь не из-за тебя.

В дверь постучали.

Паника немедленно заморозила кровь в венах. В комнате Элли не было ни одного предмета мебели, за которым я могла бы спрятаться, даже вместо кровати был минималистичный футон. Я поползла в угол комнаты.

– Элли, – это, конечно, был Михаэль. – Привет! Можно зайти? Я ищу Энн.

Элли бросила на меня короткий взгляд и приподняла брови. Мне было некуда бежать.

«Попробуй хоть что-нибудь исправить, — предложил мне мой внутренний голос. — Просто поговори с ним».

«Возможно, это все не имеет никакого отношения к тебе. Вы просто поговорите, может, он вообще хочет чего-то еще. Например, приехал за шесть тысяч километров, чтобы сказать, что встретил другую».

Я нетвердо поднялась на ноги и медленно приблизилась к двери.

– Михаэль, – я повернула замок на двери, открывая ее. – Привет.

[5]

Коробочка, лежавшая между нами, делила стол на две половины. Мои пальцы скользнули по ее поверхности, и бархат показался мне теплым, живым.

Михаэль улыбался мне умиротворенной улыбкой, улыбкой человека, который абсолютно уверен в своих отношениях и том, что перед ним его родственная душа.

Так просто открыть коробочку и сказать «да», какая разница, в конце концов, сколько лет мне придется терпеть, он хороший человек, и что со мной не так, у нас такие хорошие отношения, он любит меня, мы никогда не ссорились, он спокойный и вежливый, и все это, наверное, происходит, потому что я ненавижу себя и отталкиваю всех, кто ко мне дружелюбен, и как я смею уничтожать столь невинный романтический жест, и я должна быть благодарна и польщена, и…

– Хей, Михаэль, – мой голос прозвучал неожиданно хрипло. – Я думаю, нам с тобой нужно поговорить.